(a) Оценка состояния Корпуса и направлений дальнейшей работы
С мая 1956 г.[33] работу по дальнейшему редактированию, пополнению и изданию Боспорского Корпуса (теперь в ход вошло это выражение) возобновила группа ученых под эгидой акад. В. В. Струве (1889–1965): А. И. Болтунова, В. Ф. Гайдукевич, А. И. Доватур, Д. П. Каллистов, Т. Н. Книпович.[34] Скорее honoris causa и в качестве, так сказать, апотропеического элемента, спасительного для масштабных научных предприятий в условиях победившего социализма, в состав редакции внесены были также имена академиков: антиковеда А. И. Тюменева (1880–1959) и далекого от греческой эпиграфики, но ценившего вспомогательные исторические дисциплины М. Н. Тихомирова (1893–1965), академика-секретаря по отделению истории АН СССР.[35]
Что касается В. В. Струве, то он был не только оберегом, но и организатором решающей стадии работы над Корпусом, о чем свидетельствует ряд сохранившихся документов, которые приводятся или используются ниже. Кажется, он не принимал участия в черновой работе над эпиграфическими текстами и историко-филологическими комментариями к будущему КБН, но определял стратегию деятельности редколлегии и, наряду с другими, просматривал материалы будущего Корпуса как редактор.[36] Для нас сейчас существеннее всего, что в концепции издания Боспорского корпуса, которой Струве твердо придерживался, неоспоримо большое значение придавалось иллюстративному материалу.
Заместителем В. В. Струве по организационной стороне работы был В. Ф. Гайдукевич (1904–1966). К составлению описательной части лемм, касающейся художественной стороны боспорских стел, была привлечена А. П. Иванова из Института археологии АН УССР в Киеве.[37] В качестве помощников редакции — которую, в отличие от предыдущих, можно было бы называть “большой”, — следует упомянуть Н. С. Белову, занимавшуюся прежде всего иллюстративной частью; в институтском плане на 1956 г. названы А. А. Ней-хард(т), а год спустя — И. А. Шишова. Вместе с Нейхардт Шишова, иногда с участием А. И. Доватура, занимаются в это время разбором и сверкой фотографий керченских надписей с хранящимися в Эрмитаже оригиналами и с негативами.[38]
Перед редакцией, которая в ходе очередной подготовки Корпуса к печати приступила к сбору масштабного фотоархива, возникали и организационные задачи соответствующего уровня: охватить наибольшее число памятников; сделать как можно более отчетливые изображения; не растерять их при постоянной передаче из института в институт и от одного участника работы к другому и т. п. В последнем пункте в особенности требовалась строгая дисциплина. Тогда на первый план вышла организационная сторона сложного редакционного процесса:[39] И. А. Шишовой пришлось вести тетради,[40] в которых засвидетельствована каждая передача редакционных материалов; тем не менее их циркуляция нередко приводила к недоразумениям и даже неприятностям.[41]
Для иллюстративной части существенна была работа фотографов, более или менее постоянных, — например, москвича И. Л. Межерицера, который изготовлял снимки (негативы и отпечатки) по договорам с ЛОИИ.[42] Разумеется, такая работа по сбору качественного иллюстративного материала не могла обойтись без участия сотрудников Эрмитажа,[43] из которых можно назвать здесь хранителя пантикапейских памятников в Эрмитаже Л. Ф. Силантьеву[44] и сотрудников Лаборатории реставрации предметов прикладного искусства А. П. Булгакова и Г. В. Петухова.[45] К сожалению, даже в тех немногих случаях, когда известны имена фотографов, которым заказывалось изготовление снимков, теперь не удается выяснить, какие номера отсняты каждым из них.[46]
Струве и редакция обновленного Свода отошли от общей концепции editio minor, каковой придерживались и Жебелев, и Лурье. Отчасти редакция возвращалась к идее Латышева о полном собрании и освещении всех известных (на момент издания) боспорских надписей — пусть теперь не на латинском, а на русском языке. Комментарий даже расширялся от эпиграфического и общеисторического в сторону историко-филологической экзегезы более обстоятельного толка, как это принято делать с античными авторами — применение такого подхода к эпиграфическим текстам было характерно как для Жебелева,[47] так и для Аристида Ивановича Доватура (1897–1982).[48] Иначе говоря, редакция, сохраняя идею тезауруса боспорских надписей, двигалась в том направлении, которое представлено в науке классическими трудами В. Диттенбергера.
Редакционный коллектив, приступивший к работе в 1956 г., собрал людей, из которых каждый был известен как исследователь. При этом обеспечивалось хорошее сочетание различных антиковедческих специализаций. Археология,[49] история, филология, история искусства, вспомогательные исторические дисциплины — все это в различных сочетаниях было представлено в редколлегии; правильно было и то, что в работе участвовали люди разных поколений. Некоторые из них — Д. П. Каллистов (1904–1973), А. И. Доватур — были в 30–40-е гг. репрессированы и теперь только возвращались к научной деятельности. А. И. Доватур был принят в ЛОИИ на полставки младшего научного сотрудника (правда, в 1957 г. он уже выступает как с. н. с.).[50] Обстановка в коллективе (иногда его называли “сводной редакцией”) сперва была дружелюбной. Так, 2 января 1956 г., еще до начала регулярной работы над КБН, А. И. Болтунова, находившаяся тогда в Ленинграде,[51]пишет А. И. Доватуру:[52]
Очень бы хотелось работать с Вами вместе по эпиграфике Боспора.[53] Если бы только эта работа была организована так, чтобы успех ее завершения был обеспечен.
Этому миролюбивому настроению способствовало, пожалуй, и опасение, как бы издание не сорвалось и на этот раз — опасение небезосновательное, после того как переиздать Корпус не удалось ни Латышеву, ни Жебелеву, ни двум сменившим одна другую коллективным редакциям. Были поэтому организованы регулярные заседания “Группы боспорского корпуса”[54] и по возможности четко фиксировался всякий шаг редакции.
Одним из пунктов уже упомянутой выше Записки, четко нормирующей деятельность коллектива, возглавленного В. В. Струве (“Ориентировочный план работы по завершению корпуса к изданию”), было всемерное пополнение фототеки боспорских надписей по сравнению с той, какую с 1946 по 1952 г. довелось собрать обоим предшествующим редакциям боспорского Свода. Пункт 8 Записки звучал так:
Максимальное увеличение числа фотографий, для чего необходима командировка специалиста по эпиграфике в сопровождении опытного фотографа в места хранения надписей: Москву, Керчь, Херсон, Одессу, Симферополь и Иваново.[55]
Также и в “Плане работы к переизданию Свода боспорских надписей на 1956–1957 г.” в пункте 4 значится:
Завершение работы по сверке имеющихся текстов надписей и описаний памятников (в том числе и изображений на них) с камнем и фотографирование, а также другая работа, связанная с графическим воспроизведением надписей. Исполнители: А. И. Болтунова и специальный фотограф.[56]
Фотосъемкой на местах и в музеях (наряду с обмерами памятников и сверкой текстов по оригиналам) в рамках ИА АН СССР по-прежнему ведала А. И. Болтунова,[57] которая, наезжая из Москвы или Тбилиси в Ленинград, сыграла если не ключевую, то очень существенную роль в занимающем нас сейчас секторе работы. Хотя остается немало неясностей, ряд отрывочных, но достаточно красноречивых документов — письма в музеи, переписка с фотографами — позволяют представить себе общий ход напряженной работы 1956–1959 гг.
А. И. Болтунова так передает атмосферу, в которой происходил сбор фотоматериала:
Фотографирование надписей в музеях Москвы почти закончено. В Историческом музее осталось не сфотографированными 4 надписи. Они находятся в зале, вделанные в стену, где сейчас производится ремонт, и они забиты досками. Снять с них фото можно будет только по окончании ремонта. Еще осталось в Музее Изобразительных Искусств 3 маленьких неизданных обломка. После того, как эти надписи будут сфотографированы, моя миссия по фотографированию надписей будет закончена. Полученные мною снимки из ГИМ’а я также пришлю через Виктора Францевича. Сейчас они у меня.[58]
Как можно было ожидать от ученого эпиграфиста, приверженного полевой археологической работе, Болтунова снабжала редакцию фотографиями весьма высокого качества — как и Белова, она приводила памятники в порядок перед тем, как делался снимок,[59] обычно пользуясь услугами профессиональных фотографов. Последующей сверкой текстов уже не с оригиналами, а с фотографиями занимались, судя по Отчетам, едва ли не все — старшие или младшие — сотрудники Сектора древнего мира ЛОИИ, располагавшегося тогда в БАН СССР.[60]
Таким образом, по специальным поручениям в музеях,[61] благодаря распечатке старых негативов с изображениями памятников или эстампажей с них,[62] а также фотографическим снимкам хранящихся в музеях или новонайденных (в большинстве случаев — до 1960 г.) надписей,[63] были собраны фотографии, отражавшие более половины материала, включенного в Боспорский корпус.
Когда в связи с собранием надписей и фотографий называются определенные числа, следует иметь в виду, что точные подсчеты затруднены прежде всего отсутствием отчетливо составленного дневника всех относящихся к делу операций. При подсчетах часто отсутствует ясность относительно того, какие фотоматериалы включаются в список (что, конечно, делает картину чрезвычайно запутанной). Ведь в фотоархив, кроме фотографий монументальных текстов и эстампажей с памятников, включают иногда и фотографии с прорисовок, которые — за неимением лучшего — обретают подобие документальной ценности; более того, иногда в фотоколлекцию принимаются снимки с печатных текстов, воспроизводящие надпись условным шрифтом, хотя документальная ценность маюскульных транскрипций (не говоря о минускульных) минимальна.[64] Не всегда отчетливо показано даже то, подсчитывается ли число надписей, к которым имеется какой-либо иллюстративный материал, или же число собранных на какой-то момент фотодокументов: ведь если не ко всякому памятнику есть фотография, то у некоторых их более одной.
Заказчиком при составлении фототеки Корпуса выступало Ленинградское отделение Института истории.[65] В подавляющем большинстве случаев работы над КБН входили в индивидуальные планы (“планкарты”) соответствующих лиц, где бы они ни служили. Интересы ЛОИИ в отношении иллюстративной части труда чаще всего представляла Н. С. Белова, сотрудничавшая с редакцией до 1960 г. (к этому времени работа над Корпусом была, как увидим, в основном закончена). В Ленинграде изготовлением фотографий (в особенности в Эрмитаже) занималась преимущественно Белова, между тем как Болтунова продолжала собирание в музеях Юга. Обычно в ту пору для редакции делались два экземпляра (или четыре — изготавливались и лишние, если того желал кто-нибудь из редакторов),[66] которые затем распределялись между теми, кто сличал их с подготавливаемыми к печати текстами и отражал результаты этого сличения в леммах. Основной экземпляр (или даже два) и основная масса фотографий хранились тогда в ЛОИИ, который выступал как распорядитель работ по Корпусу. В документе “Смета расходов на завершение работы по сверке надписей с камнем и фотографирование”[67] планируются 20 командировок в места хранения надписей, фотографирование 600 надписей, изготовление высококачественных негативов и отпечатков; изготовление 200 высококачественных снимков и отпечатков с имеющихся эстампажей и фотографий; такелажные работы, связанные со сверкой надписей и их фотографированием; кроме того, оплата 62 отпечатков с 31 памятника из хранящихся в Британском музее в Лондоне. Есть также документы о командировках членов редколлегии в южные музеи.[68]
Заказ фотографий из Британского музея, составлявший заботу “большой” редакции КБН, поставил редакторов (и не только их) перед трудностями. Болтунова долго не могла решиться заказать в Британском музее несколько десятков фотографий стел, вывезенных в Англию в ходе Крымской кампании,[69] так как у нее были основания опасаться, что АН СССР не сможет (или не захочет) расплатиться за эту услугу. Так или иначе, часть этих фотографий была приобщена редакцией Струве к фотоколлекции ЛОИИ.[70]
- [33] Ф. ИИ, оп. 1, ч. 1, ед. хр. 70, л. 1 об. (Отчеты за 1956 г.).
- [34] Документальный материал о работе по КБН редколлегии Струве, обнаруженный в бумагах Античной группы, недавно приобщен к папке “Материалов к боспорскому Корпусу” в архиве А. И. Доватура: ЗЕС, ф. 17, оп. 2, ед. хр. 133, л. 1–135 (ниже они будут цитироваться особенно часто). Материал этот, свидетельствуя о сложном научном взаимодействии ученых, входивших в эту редакцию, и их отношений с другими лицами, фрагментарен, но достаточен для того, чтобы представить себе ход дела в основных чертах.
- [35] Письмо М. Н. Тихомирова к редакции КБН, хранящееся в ЗЕС (ф. 17, оп. 2, ед. хр. 133, л. 41), показывает, что, не переоценивая своей роли в этом научном предприятии, он при необходимости способствовал продвижению Корпуса (Там же, л. 38).
- [36] ЗЕС, ф. 17, оп. 2, ед. хр. 133, л. 128 об. Официально роль В. В. Струве в редакции КБН определялась: председатель редакционной коллегии по изданию Корпуса боспорских надписей.
- [37] См.: А. П. Иванова. Скульптура и живопись Боспора: Очерки. Киев 1965. Ее участие при описании рельефов в леммах Корпуса упоминается в Предисловии к КБН (с. 10); сохранились и деловые бумаги, связанные с командировками А. П. Ивановой из Киева в Москву. Обширный фотоархив А. П. Ивановой имеется в ФА ИИМК (колл. 2314).
- [38] Ф. ИИ, оп. 1, ч. 1, ед. хр. 88, л. 12 (Отчеты за 1957 г.).
- [39] ЗЕС, ф. 17, оп. 2, ед. хр. 133, л. 4–5.
- [40] Одна из таких тетрадей хранится в ЗЕС (Там же, л. 126–131).
- [41] Там же, л. 8 (письмо А. И. Болтуновой к А. А. Нейхардт от 7–II–1957): “Ну как у Вас насчет секретарских обязанностей? Кто страдает, трудясь на этом поприще? Вы или Наталья Сергеевна (Белова. — А. Г.)? Труд по истине тяжелый”.
- [42] Ср. ниже прим. 66.
- [43] ЗЕС, ф. 17, оп. 2, ед. хр. 133, л. 83.
- [44] Ю. П. Калашник. Античная археология в Эрмитаже // Эрмитаж: История и современность. М. 1990, 180.
- [45] Н. А. Панченко. Реставрация предметов прикладного искусства // Там же, 323.
- [46] В редчайших случаях авторство конкретных снимков устанавливается: так, на конвертах с негативами из негатеки Эрмитажа, сделанными в 50-е гг., иногда стоит фамилия штатного фотографа и дата снимка (например, использованная в Альбоме фотография КБН № 37 выполнена в августе 1951 г. Г. В. Петуховым).
- [47] Жебелев в “Автонекрологе” (см. прим. 8) сам говорит о том, что он не “завзятый” эпиграфист, а историк, знающий цену эпиграфическим документам.
- [48] В 1959 г. (см. Ф. ИИ, оп. 1, ч. 1, ед. хр. 138, л. 1) А. И. Доватур читает с сотрудниками ЛОИИ греческие надписи по известной эпиграфической хрестоматии В. Диттенбергера (Sylloge inscriptionum Graecarum / Ed. Guil. Dittenberger. Leipzig 31915–1924). Характеризуя эпиграфические интересы Доватура, отметим, что в середине 30-х гг., перед ссылкой, Аристид Иванович, по собственному его признанию, активно участвовал в просмотре сводов греческих надписей (он рассказывал о своей работе с CIG) в поисках эпиграфических свидетельств, легших в основу опубликованной Б. Н. Граковым подборки “Материалы по истории Скифии в греческих надписях Балканского полуострова и Малой Азии” (ВДИ № 3 [1939] 231–315).
- [49] В. Ф. Гайдукевич систематически руководил археологическими раскопками различных боспорских поселений и был известен как автор обобщающего труда “Боспорское царство” (М.; Л. 1949). О Т. Н. Книпович, А. И. Болтуновой и А. И. Доватуре уже говорилось выше; востоковед В. В. Струве постоянно соприкасался с греческой историей и греческими писателями в своих исследованиях, не упускавших из виду и Северное Причерноморье. Как раз такие сюжеты обобщены во 2-й и 4-й главах его монографии “Этюды по истории Северного Причерноморья, Кавказа и Средней Азии” (Л. 1968, 67–114; 147–215).
- [50] В архиве А. И. Доватура сохранились “индивидуальные планы научной работы” с 1956 г., по которым можно видеть, какие работы по Корпусу выполнял он, а иногда и другие (ЗЕС, ф. 17, оп. 2, ед. хр. 132, л. 1, 3–4, 6, 19–20). В 1959 г., например, за Доватуром числятся “контрольная проверка лемм, текстов и комментариев к надписям; просмотр надписей, подготовленных другими членами редколлегии, и составление замечаний к ним”.
- [51] Болтунова, наезжая в Ленинград, иногда (как видно на одном конверте ее письма к А. И. Доватуру) останавливалась у Е. Г. Кастанаян, служившей в ленинградском ИИМК и занимавшейся как греческой керамикой, так и эпиграфикой (например, она участвует в addenda к КБН, с. 936–939). Найти эти и ряд других свидетельств на занимающую нас в этом очерке тему помогают указания А. Н. Васильева в его биобиблиографическом труде об А. И. Доватуре: А. Н. Васильев. Указ. соч. (см. прим. 15) 109 и 99 resp.
- [52] Это и два других сохранившихся письма А. И. Болтуновой к А. И. Доватуру находятся в ЗЕС (ф. 17, оп. 3, ед. хр. 18).
- [53] В письме Болтуновой чувствуется тон дружеского ободрения, уместный в отношении коллеги в момент, когда тот возвращался к жизни после почти двадцатилетнего изгнания (1935–1954).
- [54] ЗЕС, ф. 17, оп. 2, д. 133, л. 19–20.
- [55] Там же, л. 57.
- [56] Там же, л. 51.
- [57] О жизни и трудах А. И. Болтуновой (в замужестве Амиранашвили) см.: Памяти А. И. Болтуновой // ВДИ № 2 (1992) 231–232 (ср. также заметку к ее 90-летию: ВДИ № 3 [1990] 224). Некролог справедливо отмечает заслуги А. И. Болтуновой при подготовке КБН, в особенности выделяя сверку наличных текстов надписей по памятникам, уточнение написания слов, палеографические наблюдения, фотографирование, проверку данных о состоянии надписей и т. п.
- [58] Письмо А. И. Болтуновой к В. В. Струве от 24–I–1958 (ЗЕС, ф. 17, оп. 2, ед. хр. 133, л. 12–12 об).
- [59] Опираемся, в частности, на устное свидетельство А. Н. Щеглова, которому доводилось помогать работе Болтуновой в полевых условиях. Кроме того, сохранился набросок документа (ЗЕС, ф. 17, оп. 2, ед. хр. 133, л. 83), в котором ЛОИИ просит у М. И. Артамонова разрешения произвести реставрацию (а именно — гипсование) ряда фрагментарно сохранившихся памятников.
- [60] Записи показывают, что сверкой надписей по КБН занимались, например, И. Б. Брашинский, О. Д. Берлев, М. А. Дандамаев и, наверное, некоторые другие (тогда молодые) ленинградские ученые.
- [61] Сохранились черновики обращений из дирекции ЛОИИ к директорам Эрмитажа М. И. Артамонову (ЗЕС, ф. 17, оп. 2, ед. хр. 133, л. 83) и, позже, Б. Б. Пиотровскому (Там же, л. 45–46); есть заказы от директора ЛОИИ Н. Е. Носова на фотографии с отдельных эпиграфических документов, имеющихся в ЛОИА (Там же, л. 47). Приценивались в ЛОИИ и к услугам фотолаборатории Академии художеств (Там же, л. 82; 84) и т. п.
- [62] Следует, впрочем, сказать, что фотографии эстампажей встречаются в собранных редакцией КБН фотоматериалах лишь эпизодически (КБН 10, 27, 39, 40, 150, 861, 1118). Между тем в фонде P-II рукописного архива ИИМК (ЛОИА) хранится множество эстампажей хорошего качества — в том числе и такие, которые были сделаны с утраченных ныне памятников (кроме того, фотографии эстампажей с несохранившихся надписей представлены и в фотоархиве ИИМК). Согласно листам использования, эстампажи с боспорских надписей из фонда Р-II систематически просматривала в конце 50-х гг. И. А. Шишова; иногда встречаются пометы А. И. Болтуновой и Н. С. Беловой, а также Е. Г. Кастанаян. Впоследствии, судя по тем же листам использования, материал этот оставался невостребованным.
- [63] И. Л. Межерицер из Москвы к Беловой (ЗЕС, ф. 17, оп. 2, ед. хр. 133, л. 4–5).
- [64] W. Larfeld. Handbuch der griechischen Epigraphik. Bd I. Leipzig 21907, 248–261; Idem. Griechische Epigraphik. Munchen 1914, 156–160.
- [65] В своем письме к В. В. Струве от 24–I–1958 (см. прим. 58) Болтунова пишет: “В ИИМК’е у нас сейчас заполняются планкарты. Дирекция мне предложила немедленно обратиться к Вам с просьбой сообщить мне план моей работы по корпусу на текущий год с расписанием календарных сроков. В Ленинграде, вероятно, в нашей эпиграфической группе все планы уже составлены. Прошу Вас распорядиться выслать мне мой план”. Ср. там же, л. 11: обращение Д. Б. Шелова к М. П. Вяткину по поводу планкарты А. И. Болтуновой в московском Институте археологии.
- [66] ЗЕС, ф. 17, оп. 2, ед. хр. 133, л. 5 (Межерицер — Беловой): “Кстати у меня негативы, что снимала А. И. (Болтунова — А. Г.) у вас на раскопе. Сколько и какого формата сделать вам с них отпечатков?”
- [67] Там же, л. 78–80 (по всей видимости, набросок относится к 1957–1958 гг.).
- [68] Там же, л. 6 (текст телеграммы М. П. Вяткина в московский ИИМК [“пер. Садовских 2, Рыбакову”] с просьбой командировать А. И. Болтунову в Ленинград на 10 дней для “работы с боспорским корпусом”), л. 10 (о командировке на месяц) и т. д. В письме А. И. Болтуновой к А. А. Нейхардт от 7–II–1957 (Там же, л. 8), уже цитированном выше в прим. 41, Болтунова задает вопрос: “А деньги у ЛОИИ на командировку есть? А как насчет денег для поездок по южным музеям?”
- [69] В письме Болтуновой к Струве от 24–I–1958 (фрагменты из него уже приводились, см. прим. 58 и 65) сообщается: получены три фотографии боспорских надписей, хранящихся в музее Фицвильяма в Кембридже. Заказ шел через директора ФБОН В. И. Шункова (нужны бланки, благодарности); за них уплачено валютой, так что привезет их из Тбилиси сам В. Ф. Гайдукевич: “Остальные 27, хранящиеся в Британском музее, заказать очень трудно, если не невозможно. Стоит это валютой 50 фунтов стерлингов. Фундаментальная библиотека общественных наук не может выделить такой большой суммы. Они рекомендуют обратиться в БАН, может быть БАН сможет выделить 50 фунтов стерлингов, или хотя бы часть денег выделила БАН, а часть ФБОН. Словом, об этом снова нужно хлопотать. А если БАН не может сделать этот заказ, то придется специально просить Президента о выделении валютных средств в сумме 50 фунтов стерлингов на это предприятие. Вот как грустно обстоит дело с Англией”.
- [70] Там хранятся 15 фотографий боспорских надписей из Британского музея (некоторые в негативах), которые были либо получены в результате этой трансакции, либо пересняты с негативов Императорской археологической комиссии из фотоархива ИИМК.